– Похоже, босс вообще потерял интерес к расследованию. Когда я позвонил ему от Дракулы, он назначил мне аудиенцию на одиннадцать утра, а потом за полчаса до встречи его секретарша перезвонила и сказала – Шеф сам со мной свяжется, как будет время.
Со стороны Малинина опять донеслось бульканье – он не в силах был оторваться от вожделенного напитка. Опыт говорил – необходимо как можно быстрее выпить одну порцию, потому что обязательно принесут другую. Уж в этом он никогда не ошибался.
Подлетевшая официантка забрала пустую малининскую кружку. Посетители ресторана полными злобы взглядами проводили запотевшее от холода стекло, но промолчали.
– И это есть плохо, – продолжал Алексей. – Потому что когда Шеф неожиданно потребует, чтобы мы предстали перед его янтарные очи, то выяснится – сказать-то нам ему и нечего.
Даже сквозь стекло кружки было видно, что Малинин заметно погрустнел.
– Прошло два дня. Мы не нашли ни Гензеля, ни Сталина, – шаг за шагом добивал его Калашников. – Так что зря я радовался по поводу роз – зацепка ничуть не помогла. С анализом вещества тоже неизвестно что. И у Склифосовского, и у Менделеева мобильники отключены с позавчерашнего дня. Короче, наше дело труба.
Алексей без всякого удовольствия отхлебнул пива. Вкуса он не почувствовал.
Сзади раздались жидкие аплодисменты. На сцену вышел крепкий мужчина со светлой бородой, в расстегнутой на могучей груди рубашке. Поклонившись в зал, он взялся за микрофон. Народ безмолвствовал, углубившись в поглощение жареной картошки.
– Иду я, значит, из бани, – произнес мужчина густым басом. – Морда кррррасная!..
Крутанув руками, он показал, примерно каких размеров должна быть красная морда.
– Кто это? – с интересом спросил Малинин, вытирая рот. – Новенький, что ль?
– Ага, – тускло произнес Калашников. – Говорят, был в России губернатором.
– Какой губернии?
– Не помню. Начинал он с того, что народ очень здорово веселил. Всем так было смешно, что его за это губернатором сделали. А потом как-то раз он ехал по шоссе слишком быстро – и привет. Главный Суд с ним сразу разобрался: постановил, что каждый день он в этом ресторане выходит на сцену и пять раз подряд рассказывает одну и ту же историю.
– …А навстречу мне, значит, парень с веслом бежит, – продолжал рокотать басом мужик. – Я и остановился. Ну, думаю, чего бежит? Может, спросить чего хочет?
Он сделал привычную паузу для смеха, но никто из посетителей не засмеялся.
– Что-то у нас для всех деятелей шоу-бизнеса абсолютно одинаковые наказания, – подметил Малинин, принимаясь за вторую кружку. – Похоже, пока ему это даже в кайф.
– Так это пока, – хмыкнул Калашников. – А вот когда он тысячу лет подряд день за днем эту байку со сцены потолкает, так ночью с криком «Мама!» просыпаться начнет. Да и потом, чего тут мозги напрягать насчет наказания? Он же, извини меня, не Ким Ир Сен.
– Неправда ваша, – обиделся Малинин. – Гоголя-то, беднягу, как наказали – эвон ему досталось! На пять тысяч лет запретили есть сало, борщ и галушки. Видел я тут его давеча – не человек, а тень просто. Побледнел, исхудал. Страшное дело – так украинцев наказывать. Не знаю уж, как он сто пятьдесят лет продержался. Лучше бы сразу испепелили.
Калашников сочувственно развел руками.
– Особый случай. Он второй том «Мертвых душ» сдуру сжег, а Шеф очень уж прочитать эту книгу хотел, ему вообще все у Гоголя нравилось. Это только один московский классик писал, что рукописи не горят, а на самом деле еще как горят, за милую душу.
Малинин молниеносно оглянулся по сторонам, после чего склонился над столом – настолько низко, что практически лег лицом на скатерть.
– Вашбродь, – сказал он еле слышным шепотом, – а вы что, читали этого классика?
Калашников тоже перешел на шепот.
– Да. Запретное притягивает, ты же знаешь. Мне всегда было интересно, что с Москвой произошло после моей смерти – я все книжки на эту тему, что в город попадают, старался читать. Шефу, кстати, «Мастер и Маргарита» тоже по вкусу пришлась, я уж не знаю, почему он ее запретил. Может быть, потому, что там у него образ чересчур человечный, а он предпочитает выглядеть страшнее. Но только запрещай, не запрещай – бесполезно. Всегда найдутся фанаты, которые книгу по памяти надиктуют, а китайский «самиздат» выпустит. Но если бы он меня с этой книгой поймал, мне бы не поздоровилось.
– Э-э-эх…– завистливо протянул унтер-офицер. – Везет же вам, вашбродь. Мне вахмистр Козомарченко говорил, что в этой книге дюже много про баб голых пишут. Я с тех пор искал, искал ее на черном рынке – все ноги сбил, но так и не нашел. Боятся человеку из Учреждения продавать. Хотя вам-то вон не испугались. А картинки там есть?
– Мне неохота тебя разочаровывать, братец, однако там не только про баб, – доходчиво пояснил Калашников. – В общем, в двух словах не расскажешь.
Официантка подошла к столику с третьей кружкой пива. Малинин прикрыл глаза.
– Хорош, – предупредил Алексей. – Ты, Серег, не увлекайся.
– Да это ж как вода, вашбродь, – забубнил казак. – Если б хоть чарочку «беленькой» налили… А этого-то добра вылакай хучь с полведра – все равно не окосеешь.
Калашников не стал возражать. На Земле Малинин стоял на ногах и после литра водки.
– Ладно, дело хозяйское. У нас сейчас другие проблемы. Все-таки интересно, куда же мог деться Гензель? Пол города перевернули, по городскому телевидению его портрет показали, в обществе зомби-вампирской дружбы обыск устроили – без толку. Как сквозь землю провалился. Точно тебе скажу – прячет его на квартире какая-то сволочь.